- Вы сталкиваетесь с суицидами?
- Такое, конечно, есть. В отделении общей психиатрии Вильяндиской больницы мне часто приходится сталкиваться с солдатами-срочниками, которые по каким-то причинам не справляются со службой. У них суицидальные мысли могут возникать весьма часто. Также и в тюрьме, но меньше, и там это используют скорее в целях манипуляций. Конечно, есть и люди, оказавшиеся в беде.
- Вы работали в Тартуской тюрьме, теперь здесь. Почему тюрьма?
- Я работала в Вируской тюрьме, потом на какое-то время перешла в Тарту, и теперь вернулась в Виру. Я начала работать в Вируской тюрьме во время обучения на магистратуре, там сформировалась моя рабочая среда. В этом смысле каким-то работающим в частных клиникам психологам это может показаться пугающим. Но для меня это норма: здесь ты можешь видеть все. У меня не очень высокие стандарты, поскольку я все время это видела. Мне тут интересно, и я буду этим заниматься до тех пор, пока мне интересно.
- У вас никогда не возникает человеческого противостояния по отношению к заключенному, который сидит за тяжкое преступление?
- Нет, в Тартуской тюрьме я занималась преступниками, совершившими преступления на сексуальной почве, и теми, кто совершил самые страшные непотребства.
- Среди них могли быть и люди с педофилией. И в психиатрической клинике Вильяндиской больницы предлагается консультирование в сфере сексуального поведения. Но… Противостояния нет. Может быть, кажется, что я не углубляюсь, но я очень углубляюсь. Для меня это не является проблемой, поскольку кто-то эту работу должен делать. Я не подхожу к этому личностно, я их читаю как книги, поскольку эти истории очень интересны.
- Один раз, но этот заключенный был закован в наручники. Страшно, скорее, когда пациент за пределами тюрьмы находится в состоянии психоза. Тюрьма – это самое безопасное место вообще, заключенные знают, где они находятся.
- Люди красивые и хорошие?
- Не красивые и не хорошие. Просто люди. И это хорошо.