Есть люди, которые упрямо выражают свое недоверие и сомнения в отношении вещей, которые могут сделать конец жизненного пути невозможно простым и совершенно невыносимым: ковид уничтожает легкие и в лучшем случае человек превращается в едва дышащий овощ. Многие задыхаются и против этого бессильны как еще учащиеся, так и опытные врачи, пишет врач Анни Рууль в Postimees.
Врач: вся эта интенсивная терапия мирового уровня во многих случаях была совершенно бессмысленной (5)
Летом мне довелось ехать в такси. Водитель был без маски и я попросила его ее надеть. Он это сделал, хотя и не без недовольства. Я спросила, собирается ли он вакцинироваться? Он ответил, что пока не уверен. Надеясь, что смогу ему подсказать, я начала рассказывать о своем опыте работы с ковидными пациентами. Он прервал меня. Он сказала, что все, кто едет на такси из больницы, рассказывают о своем опыте. Он сказал, что не верит в эти рассказы. Все врут. И я вру.
Моя история с ковидом началась весной 2020 года с первой волной. Я — врач-резидент по специальности анестезиология и интенсивное лечение. Тогда я работала в операционном отделении. Поначалу это были простые разговоры о каком-то вирусе в Китае. Но постепенно жизнь с вирусом превратилась в реальность. Я отправилась на работу в только что созданное ковидное отделение. Эта первая волна была одновременно и страшной, и захватывающей. Поначалу мы ничего не знали об этой болезни. Не было в мире человека, который имел бы представление о том, что нас ждет. Каждую неделю, каждый день поступали новые результаты исследований и отчеты, например, из Италии и Азии. Мы жили в быстро развивающейся ситуации, вгрызаясь в каждый новый информационный слой, которые поступали со всего мира: как лечить таких пациентов? Как защитить себя?
Постепенно мы решили мучившие нас вопросы и стали ждать. Ждать орды пациентов, которых мы опасались, ждать новую информацию о болезни и лечении, и чем дальше, тем с большим нетерпением мы ждали вакцину.
Первая волна прошла относительно безболезненно… но пришла вторая волна… и третья. Эпидемия продолжается и если мы, как общество, не сможем себя защитить, будут и следующие волны. Это — командная игра, в которой важен вклад каждого. Решение вакцинироваться касается не только каждого лично, поскольку никто из нас не живет в вакууме.
Вторая волна. В то время я работала в отделении интенсивной терапии, которая занимается пациентами с ожогами — единственный специализированный центр в Эстонии. Но в действительности три месяца я занималась только ковидными больными, поскольку именно в такое отделение был перепрофилирован наш центр. Грубо говоря, каждый второй-третий человек, которого я видела там — совсем скоро его больше не было. В эти три месяца официальная смертность в нашем отделении составляла 42 процента. Все наши пациенты не были вакцинированы, поскольку тогда вакцина только-только начала поступать. Молодые и старые. Были такие, у которого имелось несколько хронических заболеваний — чаще всего высокое давление, сахарный диабет и/или ожирение. Были и такие, кто прежде был совершенно здоров: физически активные, каждую неделю пробегавшие или проплывавшие километры. Но больше всего мне запомнились пациенты, которые не попадали в отделение интенсивной терапии. Те, к которым нас вызывали для консультации и которых мы не могли взять на лечение: люди, у которых и после недель полномасштабного интенсивного лечения было мало шансов выйти из больницы и жить качественной жизнью — мы не могли помочь даже интенсивным лечением.
Обстановка в интенсиве была и остается весьма печальной. Таких вирусных воспалений легких и того, как организм человека на них реагирует, вызывая еще большие повреждения легких, до пандемии я никогда не видела. Я видела, как при тяжелом течении Covid-19 болезнь уничтожала до 90 процентов легких. 50,70 или 90 процентов дыхательной поверхности не участвовали в газообмене, то есть в главной функции, которые легкие выполняют для человека. Объем легких взрослого человека сокращался до объемов маленького ребенка. Этого недостаточно для выживания.
Лечение ковида во многом является поддерживающим: мы поддерживаем работу системы органов, пока они сами борются с болезнью и, хочется надеяться, побеждают. У нас есть какие-то лекарства, которые нам помогают и сокращают смертность. У нас есть какие-то аппараты, методы и приемы, которые мы применяем, чтобы как можно успешнее помочь своим пациентам. Мы наблюдаем за пациентом 24/7 и заботимся о том, чтобы как можно раньше заметить возникновение проблем: чтобы как можно быстрее отреагировать и предотвратить прогрессирование болезни. У нас есть базовые знания, которые врачи и медсестры интенсивной терапии получили в процессе десятилетнего базового обучения, и которые они годами применяли в своей работе. Теперь, в новой ситуации, мы их пополнили через еженедельные и ежедневные вебинары, чтение статей, общение и обсуждения. Нам очень помог опыт зарубежных стран, а в современном обществе информация доходит очень быстро.
И при всей своей подготовке, по правде говоря, я была совершенно бессильна помочь своим пациентам. Таким же ощущением безнадежности делились и большая часть моих коллег. 42 процента пациентов нашего отделения уже не вышли весной живыми из больницы. А многие из тех, кто вышел, после месяцами нуждались в последующем и восстановительном лечении. Вся эта интенсивная терапия мирового уровня во многих случаях была совершенно бессмысленной, поскольку не принесла тем 42 процентам желаемого результата. Так продолжается до сих пор. Генетика и поведение человека — это в действительности то, что больше всего влияет на судьбу человека. Мы в отделении интенсивной терапии уже не можем сделать многое из того, что каждый человек сам определил для результата этой борьбы за месяцы до того, как мы вошли в его жизнь. По крайней мере, у нас возникло такое ощущение. Ощущение бессилия.
Поэтому в Эстонии найдется не так много врачей интенсивной терапии, кто захотел бы поделиться своим опытом лечения ковидных больных со СМИ. Этими историями в лучшем случае делятся со своими, в худшем — копят внутри. И я не рассказываю свою историю с удовольствием, поскольку с большей радостью я бы вообще об этом не думала. Но если моя история повлияет хоть на одного человека, чтобы он защитил себя и вакцинировался, то я помогу ему больше, чем смогу сделать для него в отделении интенсивной терапии.
Я уважаю каждую санитарку, медсестру и врача интенсивной терапии, которые больше двух лет занимаются ковидными пациентами. Это, естественно, происходит за счет чего-то. Так и у меня. Прошлогодние рождественские праздники я провела в одиночестве. Новый год встретила через веб-камеру. Своего племянника, которому было две недели, я впервые тоже увидела через веб-камеру. Я очень хотела быть с ними, но не могла, не решалась. Я не хотела брать на себя риск того, что незаметно могу принести им вирус. Члены семьи могли работать удаленно, учиться через интернет, моя работа требовала нахождения на месте рядом с пациентами. Я с этим справилась, потому что знала, что через месяц я получу вакцину. В феврале 2021 года я в итоге увидела своего племянника живьем, зная, что будучи вакцинированной вероятность того, что я их заражу, значительно ниже, чем без вакцины.
Мы в здравоохранении с нетерпением ждали вакцину, чтоб в итоге вернуться к нормальной жизни! Чтобы была какая-то надежда на то, кто-то мы выберемся все из этой кромешной тьмы. Но теперь мы находимся в конце 2021 года, и у нас продолжается третья волна. Весной я работала три месяца и теперь иду снова. Как у врача-резидента у меня имеется привилегия иногда заниматься тем, что внесено в мой план обучения врача-специалиста: я учусь специализации, которую я выбрала и которой я хочу заниматься. И это не ковидология, а нечто иное. Чтобы помочь пациентам, больницам и эстонскому обществу выбраться из этой пандемии, врачи-резиденты, как и студенты, остались без своего нормального образования.
Это еще проявится в будущем в лечении, и это является еще одной причиной, почему мы хотим, чтобы чрезвычайное положение, в котором мы в действительности находимся почти два года, закончилось.
У каждого из нас есть своя ковидная история, и я не верю, что кто-то хочет, чтобы все это продолжалось. Но выход отсюда только один.
С таксистом я в итоге поговорила. Рассказала ему о своем опыте. В плане вакцинации он все еще сомневался, но появилась надежда на то, что я дала ему пищу для размышлений, чтобы принять взвешенное решение. Выходя из машины, я пожелала ему всего самого лучшего: чтобы он и его близкие никогда не попали в ковидное отделение интенсивной терапии.